Меня тут внезапно осенила мысль… она может и проста, но я дошла до ее осознани только сейчас.

В моей голове не осень и не Хэллоуин, а творчество.
Не люблю это понятие само по себе. Кто-то крестиком вышивает, кто-то толпится в магазинах в поисках бусин нужных размеров, кто-то рисует потрясающие картины. И они все это называют творчеством, что для меня выглядит как что-то глупое и непонятно, потому что я от этого невероятно далека.

Я надуваю шарики по всей комнате, открываю окно навстречу дождливо-плаксивой погоде и сочиняю на пианино теплые рождественские мелодии. В моей голове заботливые тараканы уже развесили ярко-зеленые рождественские венки с красными ягодами и ненастоящим снегом, наполнили дом теплыми ароматами корицы и какао и с нетерпением ждут приближения зимы, но в каком-то таком спокойном ритме...

В голове сплошной концентрат нежности и тепла, которые скопились в организме за это потрясающее лето, которое еще по сути даже и не закончилось, не смотря на погоду и лживые цифры календаря. Огромная куча впечатлений и воспоминаний, которые я буду помнить вечно. Я не хочу никогда их забыть. И эта зима станет первым испытанием в череде еще многих до конца моей жизни. Но почему-то я отношусь к этому с теплом и уверенностью в себе. Я все смогу. Я все сумею. У меня все получится. В конце концов, для чего мы живем, если не для воспоминаний, которые можно будет перелистывать в голове, сидя в кресле-качалке в возрасте лет эдак под девяносто.

Мои визиты сюда стали разительно реже, но при этом они обрели в разы более очерченную и точную цель. Теперь я выкладываю сюда неинтересные разговоры о себе.

Необходимо, как воздух, сейчас обнять человека-дом, человека-счастье, человека-… или не человека.

Просто невероятной силы желание избавиться от всех проблем, закопавшись в мягкой, как облака, шерсти человека-кота. Самого любимого. Самого настящего.

Почему тот, кто нужен больше всего, так далеко? Почему не зовет полусонным голосом к себе поближе с соседней подушки?

Теряются мгновения в череде дней ожидания, а время неумолимо утекает сквозь пальцы. Ждешь, когда все наладится, а становится только хуже и хуже. Но все равно свято веришь в то, что и на нашей улице будет праздник. Дни ожидания становятся все длиннее, за окном теперь темнеет раньше, а я все так же пытаюсь не разреветься в очередную ночь, когда ты не со мной. В сутках с каждым днем становится на час больше и, кажется, когда-нибудь время точно остановится и я забуду, как дышать. И этот день будет длиться целую вечность.

А потом все пойдет своим чередом. Как будто ничего и не случилось… лишь изредка замедляя дыхание, борясь с искушением оживлять мертвецов.

Что есть улыбка, когда ты не чувствуешь и не видишь ее, но слышишь? Что есть тепло тела и нежность объятий, когда ты не можешь их почувствовать, но знаешь, что они есть и ждут тебя? Что есть поцелуй, когда ты не в состоянии его получить и осознаешь, что так будет если не всегда, то как минимум часто?

Моя точка невозврата наступила гораздо раньше половины пути. Или в самом его конце. Смотря откуда посмотреть. И вот, оглядываясь назад, я бегу по взлетной полосе. Я не задумываясь иду вперед, потому что обратно мне уже не вернуться ни при каких условиях.

И лишь отрываясь от земли можно позволить себе на мгновение потерять над собой контроль. Потому что это точка невозврата. И ты на сможешь испортить то, что есть и будет, тем, что было.

Снился мне сегодня не сон, а фильм. Про то, как Джаред Лето, Кира Найтли и еще несколько их  друзей попали совершенно случайно в психушку. А они как парочка были. А в психушке этой полная разруха, за ними гоняются не то психи, не то монстры, и плюс надзиратели. А ребята планируют побег.
И вот Кира осталась в здании чтобы отвлекать внимание, а все остальные исчезли. Потом появился Джаред, он искал какой-то гаечный ключ или нож, чтобы подкопать где-то землю. Они бегали по психушке, забежали в какую-то комнату, Джаред кричит «Здесь тоже нет, бежим дальше!» (а в этот момент от них не отстают монстры и надзиратели). И тут Кира замечает, что тот самый нож, который они ищут, лежит в какой-то коробке с тряпками на столе. Она хватает нож и отдает его Джареду. Он с ножом вылетает в окно и говорит Кире, чтобы она вышла из комнаты в коридор и вылезла к нему в первое с правой стороны окно, что их там все должны ждать. Но когда Кира вышла в коридор, она увидела, что все их друзья сидят не в правом, а в левом окне. Он растерялась, стала звать их, но когда они ее увидели, монстры были уже в полуметре и их було уже не спасти, а Джаред вытянул Киру через разбитое окно в последнее мгновение. Они спрыгнули на землю, а этаж был то ли 3, то ли 2… Кира прыгала первой и приземлилась более менее нормально, а Джаред упал лицом на землю. Но они побежали дальше, они достигли сначала сетчатого забора сетра полтора высотой, Джаред помог перебраться Кире, а потом и перелез сам. Дальше им прегладил путь большой бетонный забор с оромными воротами высотой метра три, но на их счастье вдоль ворот протянули шланги для подачи воды, благодаря которым они смогли перелезть и это препятствие. Джаред немного подкинул Киру, чтобы она смогла допрыгнуть до первого шланга и они вместе перелезли последний барьер.
Они выбежали на улицу, вдохнули полной грудью, все грязные, разбитые и растрепанные.
Кира спросила: «И что мы теперь будем делать? Куда мы пойдем?» 
На что Джаред, каким-то странным образом превратившийся в Орландо Блума, ответил: «А куда мы можем пойти? Пойдем в больницу. Кого там волнуют два полуубитых человека из Лос Анжелеса?»
Кира рассмеялась и они завернули, счастливые, за угол. 

Мы все поломанные, у каждого из нас есть своя «Ахиллесова пята». Мы бракованные сплошь и рядом. Когда долго общаешься с человеком — воспринимаешь брак, как некую особенность, но в общении с незнакомым человеком стараешься тактично обойти слабое место. А если все же и тыкаешь в эту открытую рану, человек закрывается, как улитка прячется в ракушку, оберегая свое нежное тельце от опасности.